Антикоррупционные расследования достойны того, чтобы по ним снимали фильмы: хитрые махинации, огромные суммы, коварные злодеи… Впрочем, и снимают — на Венецианском фестивале 2019 года режиссер Стивен Содерберг представил картину «Прачечная», посвященную знаменитому Панамскому досье. А уж «Левиафан» Андрея Звягинцева нашумел по всему миру так, что стал первой российской картиной за семь лет, претендующей на премию «Оскар» в номинации «Лучший иностранный фильм».
Однако настолько очевидных историй про коррупцию не так много, потому что ее образ даже в кино въелся настолько незаметно, что мы не замечаем ее так же, как и в быту. Кинокритик и главный редактор журнала «Искусство кино» Антон Долин рассказывает Татьяне Фельгенгауэр, где, если приглядеться, можно найти коррупцию в наших любимых и самых известных фильмах, и даже немного захватывает литературу.
Этот подкаст вы можете прослушать на всех подкастинговых платформах, а также прочитать расшифровку ниже.
Таймкоды:
03:06 Почему коррупция не самый очевидный сюжет для фильма
09:20 Упрочение коррупции в сознании и в сюжетах
11:35 Образ коррупции в советских фильмах
15:25 Образ коррупции в фильмах DC Comics
20:15 Образ коррупции в российском современном кино
23:20 Влияние кино на восприятие коррупции
25:17 (Не)популярность фильмов про коррупцию
26:00 И о чем на самом деле самый кассовый российский фильм «Холоп»
30:10 Коррупционные сюжеты в фестивальном кино
34:45 Звягинцев и «Левиафан» в англоязычной Википедии
35:20 Российские новости как сюжеты для фильмов
37:58 Признание «Левиафана» в мире
Татьяна Фельгенгауэр: Всем привет, это подкаст «Взятки гладки», меня зовут Таня Фельгенгауэр. Это подкаст, который мы делаем с «Трансперенси Интернешнл», подписывайтесь на нас на всех подкастинговых платформах, ставьте все, что там можно ставить (на каждой платформе свои фишечки), но главное слушайте нас в любой момент своего существования. Сегодня мы будем говорить о кино. Неожиданно, да? Вроде, как всегда, обсуждаем борьбу с коррупцией, но за три сезона, видимо, исчерпал все классические виды коррупции, поэтому перешли на искусство: арт-рынок обсудили, про театр в свое время тоже поговорили, почему бы не обсудить художественное кино? А главный человек в нашей стране, с которым надо обсуждать художественное кино — это, конечно же, Антон Долин, кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино». Антон, привет!
Антон Долин: Салют! Я не хочу быть главным.
Татьяна Фельгенгауэр: Хорошо. Заместитель главного критика.
Антон Долин: И.О.
Татьяна Фельгенгауэр: Врио, давай так.
Антон Долин: Хорошее слово, мне нравится.
Татьяна Фельгенгауэр: Антон, насколько вообще очевидна тема коррупции как сюжет в художественном кино?
Антон Долин: С одной стороны, супер очевидно и очень часто встречается, с другой стороны, совершенно не очевидна и могла бы встречаться чаще. Во всяком случае, в жизни мы с коррупцией бытовой, будничной сталкиваемся гораздо чаще, чем когда идем в кино. Даже если мы будем смотреть не все фильмы подряд, а только фильмы, сюжеты которых как-то это предполагают, например, сатирические комедии или социальное кино. Уберем весь Марвел и все мелодрамы, где это все не к месту, и оставим только это, даже в этом случае не будет огромного количества. Ты знаешь, когда вы позвали меня говорить на эту тему, я впервые в жизни задумался, почему, с чем это связано. У меня нет готового универсального ответа, но есть пару ответов, которые, прежде чем мы перейдем к конкретным фильмам, хочу в качестве рабочих своих выводов представить.
Татьяна Фельгенгауэр: Давай, потому что я тоже, на самом деле, размышляла на эту тему. Когда ты думаешь про то, что может стать основой сюжета – если мы говорим про нарушение закона – сейчас мы убираем тяжкие статьи типа убийства, что является классической основой для многих фильмов. Например, про мошенников огромное количество фильмов: часто это веселые разудалые приключения. Вот эта статья Уголовного кодекса, видимо, больше нравится сценаристам, а когда начинаешь размышлять про коррупцию, то тут погружается либо в какую-то хтонь невероятную, либо это не то, чтобы документальное кино, но кино, основанное на реальных событиях.
Антон Долин: Нет, ну документальное кино, в особенности, если считать кино какие-то сделанные для ютюба разоблачения, тогда, конечно, да.
Татьяна Фельгенгауэр: Да-да. Но я про художественное кино.
Антон Долин: Вот, именно про художественное. Смотри, значит, я нашел две причины: одну сугубо функционально, другую культурно-экзистенциальную, восходящую к вечности. Функциональная причина очень проста: коррупция — это самое незрелищное из всех возможных преступлений. Конечно, преступление – всегда сюжет для кино и литературы, нам всегда интересны злодеи, негодяи и грешники любого рода. Но даже мелкий грешник: человек изменяет жене или жена изменяет мужу, в этой ситуации любой легко поставит себя на их место и поймет в чем здесь соблазн, а что здесь нехорошо, что здесь можно осудить и почему (если это комедия) их надо немедленно застукать, поймать и разоблачить, а если драма, то из-за этого кто-то может выпить мышьяка. Про убийства ты сама сказала, это со времен Авеля и Каина вообще любимый сюжет мировой культуры. Воровство тоже интересный сюжет, любопытный: есть всякие «Как украсть миллион», «Афера» и прочие мошеннические фильмы. В чем здесь прелесть? Мошенник, который крадет, в особенности или у богатого, которому оно само не очень нужно, или у государственной институции, которую не жалко – мы всегда этим человеком немножко восхищается, потому что мы все сами бы побоялись, как когда мы все смотрели как этот чувак снял со стены картину Куинджи и пошел. Понятно, что ничего хорошего в этом нет, но мы все думали «ай, молодец», когда все смотрели на этот видос. Это естественное человеческое любопытство к пороку, греху, к нарушению правил. А коррупция с одной стороны такая гадкая вещь, а с другой стороны в этой гадскости она такая повседневная, а с третьей стороны в отличии от других грехов, у нас есть возможность сидеть в зале и думать «ну я-то не такой». К коррупции все причастны. Каждый когда-нибудь давал взятку, многие брали взятку, иногда как-то не намеренно… Вот недавно вышел фильм, раз уж мы о фильмах говорим, «Доктор Лиза» Оксаны Карас, на мой взгляд неплохой, многие мои коллеги его ругали, но мне кажется, это интересная картина, которая как раз показывает много парадоксальных вещей, среди них одно – чтобы быть современным святым в современной России, ты просто не можешь не участвовать в каких-то коррупционных механизмах. Вот у тебя ребенок, он умирает и ему нужно срочно обезболивающее, а по закону его купить нормально в аптеке невозможно. И ты приходишь к врачу, а у него перечень, список, каталог, он не имеет права тебе выдавать, и ты либо должен украсть, либо как-то его умаслить и нарушить закон, получается, а иначе ребенок умрет в мучениях. Все мы очень хорошо понимаем, что не всегда ребенок умирает в мучениях, это для драматургического эффекта в сценарии придумано, но мы понимаем, что коррупция – понятная вещь. Это функциональная причина того, как зритель на это смотрит и почему зрителя это не так сильно увлекает. С другой стороны, есть причина глобальная – коррупция, на самом деле, не такое старинное явление. Если мы возьмем другие пороки и злодеяния, то поймем, что они все восходят к Библии и античности. То есть, все это было всегда – сколько жил человек, столько было мошенничестве, воровства, измен, убийств, разных форм насилия. Что такое коррупция? Это злоупотребление властью. Когда возможно злоупотребление властью? По сути дела, только в демократических, но не настоящих, а притворяющимися демократическими, структурах, потому что, если царь правит страной, не может быть никакой коррупции. Как только власть становится абсолютной, где «я – человек, а ты – червь», если я барин, а ты мой крепостной крестьянин, то какая может быть коррупция? Кто какого приказчика может подкупить?
Татьяна Фельгенгауэр: Ну в «Ревизоре» коррупция немножко все-таки присутствует.
Антон Долин: Именно! Потому что когда начинают работать какие-то гражданские механизмы… Я вот подумал, что до конца 18 века этого сюжета-то не было. Вот мы будем читать Мольера: там все на свете обличено, а где там коррупция-то? Там государственный чиновник – человек, который приходит в сияющем мундире в конце «Тартюфа» и говорит: «Король все рассудил: злодея – в тюрьму, а хороших всех простить» — вот кто такой представитель государства. Получается, что разве что коррупция в церкви, начиная с 16-17 века, тогда над ними начинали посмеиваться и уже у Рабле мы можем найти какие-то примеры… Это новое время – Средневековье, античность – то, что на самом деле все сюжеты, любые, все что угодно базируются на сюжетах, изобретенных давным-давно – сказки, античность, религиозные сюжеты. И никакой коррупции в Библии вы не найдете, во всяком случае, в сегодняшнем понимании слова. В обществе еще и должно быть представление о законности, нарушении этой законности, то, что есть не только власть, но и подотчетность власти обществу для того, чтобы сам сюжет коррупции, в принципе, мог существовать. То есть, это очень недавняя история: все равно что предъявлять мировой литературе или культуре вопросы по поводу прав транссексуалов – «а почему так мало об этом?» – не потому что ущемлены транссексуалы, а потому что до недавнего времени не было такого явления, во всяком случае, в видимом поле его не существовало, но как только оно появилось – начали появляться сюжеты.
Татьяна Фельгенгауэр: То есть, в принципе, мы можем предположить, что через какое-то время после того, как бесконечные истории с изучением Panama Papers и прочих интересных источников, укрепятся в нашем обществе и это станет не big deal, а обыкновенной вещью и из этого сможет вырасти какой-то сюжет?
Антон Долин: Во-первых, уже вырастает, фильмов-то все больше таких, просто они очень редко попадают прямо в центр рассмотрения по первой причине, которую я назвал – ее не зрелищность и будничность. Это никуда не денется и чем больше этого будет, тем более будничным оно будет, к сожалению или к счастью, такой вот замкнутый круг. Есть много разных фильмов о коррупции, но фильм о коррупции по-настоящему трагических снимается довольно мало, в основном это как раз независимое кино современной России, потому что коррупция, которая приводит к настоящим драмам не так часто появляется даже в реальности. Я имею в виду драму, когда кто-то расстрелян, кто-то умер, кто-то… Правда, есть история организованной преступности слитые с властью, например истории мафии – в итальянском политическом кино предыстория коррупционных сюжетов гигантская, то есть это еще связано с конкретной страной, с тем, как это выглядит и из чего состоит. Раз уж ты заговорила про Панамские бумаги, здесь, конечно, надо вспомнить замечательный фильм, многими не виденный, а он есть в доступе на Netflix – фильм «Прачечная» Стивен Содерберга.
Татьяна Фельгенгауэр: Мерил Стрип там играет!
Антон Долин: Шикарная Мерил Стрип играет там Статую Свободы и там, на самом деле, прекрасные практически все актеры, там несколько сюжетов параллельных. Содерберг – режиссер, который умеет в самое сердце актуальности заглянуть. Когда-то он делал «Эрин Брокович» – по сути и феминистскую, и экологическую повестку до того, как они стали «вери хот», соединив в одном фильме, и шикарно это сделал. На самом деле, коррупционная тема была в его фильме, побеждавшем на «Оскаре», «Трафик» – замечательная картина о наркоторговли, он всегда был этому не чужд. Он все угадал все с фильмом «Заражение», это все знают. И вот сейчас, когда посмотрим фильм «Прачечная», там тоже можно много узнать даже тем, кто вообще ничего конкретно про этот скандал ничего не слышал. Сколько я всего перелопатил и прочитал, но ничего не понял. Посмотрел фильм и все понял, там на пальцах все объясняется.
Татьяна Фельгенгауэр: То есть, получается, можно сделать интересное понятное кино про коррупцию, если это снимает Содерберг и играет там Мерил Стрип и вопрос зрелищности…
Антон Долин: Он всегда помогает, никогда не мешает.
Татьяна Фельгенгауэр: Да, не помешает. Если про коррупцию рассказывает Содерберг, это никому никогда не мешало. То есть, все-таки мы можем сделать условно драму?
Антон Долин: Я думал о том, где были фильмы о коррупции в СССР, они же были. Потому что как раз коррупция, непорядки, нарушения на местах — это было единственное, что, начиная с 50-60-х годов, перестало быть четким табу, в этом можно было критиковать систему. Мне пришло в голову, что некоторые из самых популярных отечественных комедий были именно об этом, даже «Операция Ы» – один из сюжетов, это так, да. Склад грабят не бандиты, а бандиты, которым указывает коррупционер, правильно?
Татьяна Фельгенгауэр: Так и есть.
Антон Долин: Ну товарищ Саахов, кто он как не воплощение коррупционера. Великая роль Этуша. Мне кажется, что это эмблема своего рода.
Татьяна Фельгенгауэр: «Гараж»?
Антон Долин: До «Гаража» еще, если уж мы от Гайдая к Рязанову перепрыгнули, было бы все-таки «Берегись автомобиля»…
Татьяна Фельгенгауэр: «У тебя же ничего нет!»
Антон Долин: С кем сражался Деточкин? Кто эти Папанов и Миронов, величайшие комики, артисты и прочее? Это оно.
Татьяна Фельгенгауэр: Мы просто не узнаем это? Или не хотим узнавать?
Антон Долин: Эти конкретные фильмы слишком въелись в нашу подкорку, они уже часть коллективного бессознательного, и сознательного, конечно, тоже. Интересно, что, когда Рязанов с Брагинским придумали своего Гамлета, Дон Кихота и Мышкина одновременно, блистательно сыгранного Смоктуновским, то те ветряные мельницы, с которыми он борется, это именно коррупция, а не что-то иное, это так. «Гараж», конечно, безусловно, это такая совершенно концептуальная пьеса, классицистическая практически – единство времени, места, действия, и один из сюжетов в том, что блага государственные получают, понятное дело, директора.
Татьяна Фельгенгауэр: «Как вы можете говорить про товарища Милосердова «какой-то» и «никакой»?»
Антон Долин: Но фамилия Милосердов сразу отсылает нас куда-то к Фонвизину, к «Недорослю», к тем временам, когда представления о коррупции еще не было. На самом деле, ты, конечно, права, что Гоголь, «Ревизор» и, наверное, все-таки в той или иной мере, может быть, не напрямую, но начинает уже пульсировать тема в «Горе от ума». Что вообще такое «тема коррупции»? Вообще, к чему она большему, чем нарушение каких-то чиновников нас ведет? Мне кажется, тема коррупции помогает нам увидеть, в этом смысле она полезна, в художественном. Тема коррупции позволяет нам увидеть государство не как хорошего царя с плохими боярами и не как плохого царя с неважно какими боярами, которых надо поменять и все изменится, а как огромную пирамиду, отнюдь не Маслоу, которая устроена по принципу взаимодополняемости, где «замазаны» все и не свободен никто. Это кафкианская, на самом деле, картина. И в этом смысле мое любимое произведение русской литературы на эту тему, раз мы от кино к литературе прыгнули, – даже не замечательный Гоголь или Грибоедов, а трилогия Сухово-Кобылина: «Свадьба Кречинского», «Дело», «Смерть Тарелкина». «Дело» — это такой Кафка до Кафки, история судопроизводства в царской России, которая к абсолютно ужасному абсурду злоупотреблений трагическому приводит зрителей или читателя. В советском кино первой половины 20-го века эта тема практически отсутствует, ну разве если что не говорить о каких-то язвах капитализма, тоже обличаемых, часто сказочных и придуманных. Американское кино напротив, очень это дело любит, в общем, хотя это тоже не совсем чистый случай, и было бы невероятным преуменьшением говорить, что фильм об этом, но он и об этом тоже – величайший фильм в американской истории, как считают многие, «Гражданин Кейн» Орсона Уэллса. Это фильм о чрезвычайно влиятельном и прекраснодушном в начале своей карьеры медиамагнате, начальнике газет и многих бизнесов. В тот момент, когда он свою жену, бездарную певичку, делает оперной дивой и заставляет театрального критика в своей газете написать восторженное, но заканчивается тем, что восторженные рецензии не появляются, но это сюжет, конечно, коррупционный в чистом виде – это такая форма коррупции, коррупции прессы, которая для Америки как для страны, гордящейся своей свободной прессой, это один из любимых сюжетов.
Образ коррупции в художественном кино
Татьяна Фельгенгауэр: Знаешь, когда ты говорил про зрелищность, у тебя проскользнуло «не Марвел и не прочее», но я вдруг сообразила, ведь не Марвел, но DC, и все эти блокбастеры, и Бэтмен, и сериал про Стрелу – все это происходит под громогласным криком «Этот город погряз в коррупции!».
Антон Долин: Это правда. Готэм, конечно, воплощение коррупции, а Готэм, это, как мы знаем, Нью-Йорк. Если мы не видим коррупции в чистом виде в последнем ярком фильме о Готэме – «Джокер», хотя там есть старший Уэйн, он кажется неким воплощением коррупции как таковой, потому что он невероятно презрительно относится к гражданам, в то же время он идет на какой-то высокий пост. Кстати говоря, это тоже сюжет «Гражданина Кейна», то есть он для Америки вечный и не только комиксовый. Но в трилогии «Темный рыцарь» Кристофера Нолана неслучайно в третьей части Бейн – главный злодей – становится фактически лидером их вариации движения «Occupy Wall Street». Они конкретно на Уолл-Стрит проводят свои теракты, вторгаются на биржу. Это, конечно, оно – народный гнев против коррумпированности системы как таковой, не отдельного политика, а всей системы. Есть и другая тема: ведь на самом деле, в кино, да и в жизни есть два типа коррупции наиболее распространенной и популярной: это коррупция политиков, которые чем-то правят, и это коррупция силовиков. Коррумпированный полицейский – классический сюжет, я сказал уже про «Гражданина Кейна». Не все, может быть, помнят великий фильм Орсона Уэллса «Печать зла», это очень двойственный, ужасно интересный, до сих пор смотрящийся как адски провокационный фильм. Он начинается как детектив, сюжет знаком тем, кто смотрел сериал «Мост». На границе США и Мексики происходит взрыв – взорвали посла, если я ничего не путаю, и расследовать это берутся американский полицейский и мексиканский полицейский, поскольку машина приехала из США, а взорвалась уже на территории Мексики. Сам Уэллс играет толстого, хромого, очень страшного и одновременно харизматичного сыщика по фамилии Квинлан, который является коррупционером сам: который в довольно близких отношениях с мафией, который не гнушается подбрасывать улики, и который, на самом деле, ведом не столько доказательствами четкими, сколько чутьем – и чутье его не обманывает, он находит виновного. При этом он еще более двойственная и сложная фигура, чем Глеб Жеглов, подбрасывающий бумажник карманнику для того, чтобы его прижать к стене. Я не знаю, как кому, но мне даже в детстве не удавалось симпатизировать ему в этот момент, это всегда выглядело отвратительно, при всей харизме Высоцкого. Это же тоже история коррупции, а уж коррупция так скажем «спецслужб», потому что это же не просто полиция или милиция, это полиция и милиция, обладающая абсолютной свободой действия, неподконтрольная никому. Кстати, в комиксах эта тема тоже существует, потому что я вспоминаю вторую серию «Капитана Америки» из всей этой марвеловской истории. Действие первой истории происходит во время Первой мировой, они борются с фашизмом и т. д., а потом герой заморожен и просыпается в наши дни. У него идеализм, он боролся с фашистами, с Красным Черепом, но, когда он продолжает бороться за добро, выясняется, что его начальники, его заказчики, спецслужбы на которые он работает и есть источник этого зла. Тот же сюжет без всякой мистики и сказки мы наблюдали в «Идентификации Борна» и всей франшизе про Борна.
Татьяна Фельгенгауэр: Да, на самом деле там-то система насквозь прогнила от коррупции, и эта система убивает героя.
Антон Долин: И там, в «Борне», очень здорово символически показано его моральное обоснование борьбы с этой системой – он потерял память. То есть человек должен стереть себя абсолютно, стать чистым листом, будучи частью этой системы, для того чтобы мочь бороться и из нее выйти. Ты не можешь из нее выйти, если ты ее часть и «повязан» с самого начала. А потерял память и вроде бы взятки гладки!
Татьяна Фельгенгауэр: «Взятки гладки» – тот самый подкаст, который вы слушаете прямо сейчас. Мы с Антоном Долиным обсуждаем тему коррупции в художественных фильмах. Хочу про отечественное кино поговорить, не про советское, а уже про новое российское кино. Я уже сказала, что сюжеты – это обычно какая-то лютая хтонь. Ну может быть, это немного обидно звучит, и бывший министр культуры господин Мединский говорил про «Левиафан» что так не бывает, что это все вранье и так не может быть в России, но ведь оно так и есть.
Антон Долин: Слушай, ну во-первых я очень не люблю разговоры на счет так оно или бывает, не бывает, потому что и все бывает, бывают и гораздо более невероятные вещи, и ничего не бывает. Художественное произведение не обязано соответствовать, это всегда фантазия. Моя проблема зрительская, например, в том, что фильму «Дурак» Юрия Быкова я не верю и это не разговор о том бывает или не бывает, просто для меня это не правдоподобно. «Левиафан» для меня абсолютно правдоподобен, и я всему там верю, и наверное, это связано со сценарием, с актерскими работами, с режиссурой, не с самой коллизией как таковой.
Татьяна Фельгенгауэр: Хотя и там, и там тема коррупции является базой.
Антон Долин: Безусловно, я потому их и сравниваю, потому о них говорю. Конечно, важно то, как автор пользуется этой темой, то есть, что он при помощи сюжета, безусловно придуманного, пытается нам сказать. Например, за «Левиафаном» очень большое высказывание концептуальное о том, что власть духовная и власть светская, когда они действуют за одно, тогда они превращаются в настоящее зло и настоящее чудовище, в Левиафана, пожирающего человека. Человек, если в нем эти духовные основания остались, может иметь хотя бы моральную силу власти что-то противопоставить; и наоборот, если на его стороне закон, суд, тогда даже какого-нибудь иерарха нечестного можно припереть к стенке. Но когда они работают вместе, когда существует эта спайка, которую осуждали в своем знаменитом панковском акте Pussy Riot, спайка государства и церкви, тогда человек обречен, если оказывается под колесами этого бульдозера. Это очень важная тема, а сюжет лишь – тот самый бульдозер, который едет и раскатывает эту тему для нас, зрителей. В то время как в фильме «Дурак» меня неприятно резануло в свое время то, что там показана очень коррумпированная власть, мэрия, готовая к тому, что дом упадет, люди погибнут и черт с ними, но эти люди показаны как еще большие гады, потому они в конце выходят и ногами забивают честного героя. Ясно, что автор видит себя в этом белом пальто – единственный, кто кричит среди этой, как ты говоришь, хтони, «опомнитесь, покайтесь». Я, например, изо всех сил пытался себе представить, что какой-то безумец влетает ко мне ночью в дом, стучится в дверь, молотит, и кричит: «дом сейчас упадет, спасайся», и что я хватаю документы детей, выбегаю на улицу, а дом не падает и я начинаю бить этого человека ногами или хотя бы даже его ругать. Да я ему только спасибо скажу, даже если он сошел с ума, и, мне кажется, так любой человек на свете поступит. Это нарочно сделано. Опять же повторю, что все сюжеты выдуманы чтобы показать, что власть плоха, народ еще хуже, идти некуда и чем чернее, тем эффектнее. Ну да, эффектнее, так и есть.
Татьяна Фельгенгауэр: Тогда вопрос: как такое кино влияет на человека и меняет его осознание и восприятие того, что происходит вокруг него? У кино же много разных функций.
Антон Долин: Когда-то Михаэль Ханеке сказал прекрасную фразу, я не устаю ее цитировать: «Фильм – это трамплин, прыжок совершает зритель». И вот этот вопрос – «если все так плохо и плохо кончается, зачем на это нужно? где свет в конце туннеля?» – твои открытые глаза и есть свет в конце туннеля. Все плохо в кино или в книге для того, чтобы в твоей жизни так не было. Ты читаешь про печальную судьбу Анны Карениной для того, чтобы ты не бросался под поезд. Ты читаешь про преступление Раскольникова для того, чтобы ты не брался за топор. Конечно, всегда есть люди, которые именно пойдут под поезд и схватятся за топор, но за них никто отвечать не может, это всегда единицы, и они всегда существуют. В основном, любая самая мрачная история, самая безнадежная, без намека на хеппи-энд на человека действует как холодный душ. Когда-то древние греки изобрели великое слово «катарсис» — это очищение через страдания, ты должен страдать вместе с героями: с Эдипом должно произойти все плохое, что с ним происходит, чтобы ты испытал это очищение, ты должен с ним пройти через этот путь. Это немножко как во сне, знаешь, у меня часто бывают такие сны, думаю, вряд ли я в этом эксклюзивен, когда ты понимаешь, что с тобой происходит что-то ужасное, тебя ведут на расстрел или грозит что-то чудовищное, и когда это происходит, ты смотришь на это со стороны и понимаешь, что это не с тобой происходит, смотришь как бы на себя или кого-то с кем это происходит. Кино устроено именно так. Многие говорили, что фильмы – это сны наяву. Ты смотришь фильм и идентифицируешь себя с героем, но, когда с ним происходит самое плохое, ты понимаешь, что смотришь на него, а у тебя-то все нормально, ты сидишь в зале и у тебя-то все не так. Любые фильмы и зле, о коррупции в том числе, устроены по идее так же, чтобы, когда ты вышел из зала, ты мог что-то сделать с собой или фильм с тобой это сделал, чтобы в твоей жизни этого не было.
Татьяна Фельгенгауэр: Это возвращает нас к тому, насколько это кино становится популярным или не становится популярным, потому что то, с чего ты начал – в чем проблема сюжета о коррупции, какие эти проблемы могут быть – те фильмы, которые мы с тобой перечислили (не берем советскую классику суперпопулярную), они не то, чтобы взрывали прокат.
Антон Долин: Во-первых, прокат взрывают фильмы не то, что позитивные, это какое-то ложное слово, не знаю даже, как сказать… В России драма или трагедия, а коррупция – это всегда трагедия, не может быть кассовым хитом, и такого ни разу не случалось. Позволю себе сказать, что самый главный кассовый хит российского проката на сегодняшний день, конечно, связан с коррупционной темой напрямую – это фильм «Холоп». Это картина о злоупотреблениях, о супервлиятельном человеке, у которого сыночек-мажор, совершающий черте-что, выходит всегда сухим из воды, за что его наказывают и он оказывается – вот мы же с тобой поговорили про времена, когда не было коррупции, потому что власть была абсолютной – он оказывается во временах крепостного права, когда человек лишен вообще человеческой субъектности и он на своей шкуре должен испытать каково это, когда у кого-то есть абсолютная власть над тобой и ты не можешь ничего даже пикнуть. В наши-то дни можно пикнуть: пойти в суд, хотя, скорее всего, на стороне сильного будет власть всегда, а не на твоей стороне, но хотя бы формально есть какой-то шанс, а он оказывается во тех временах, когда этого шанса нет, и из сильного оказывается слабым. Этот поучительный перевертыш абсолютно в духе классицистической драматургии. Есть великая пьеса Кальдерона «Жизнь есть сон», не совсем комедия, скорее драма, про принца, про которого было пророчество, что он будет очень плохим правителем и поэтому его, как Железную Маску, держат всю жизнь в тюрьме и однажды его все-таки сажают на трон, он оказывается плохим правителем, тогда его усыпляют, переносят обратно в тюрьму и убеждают, что это все ему приснилось. И фильм «Холоп» об этом. История абсолютной королевской власти, которая ведет к абсолютным злоупотреблениям – словом «коррупция» это не назовешь – в сегодняшних условиях становится комедией на тему коррупции. Это хит, это всем понравилось.
Татьяна Фельгенгауэр: Тогда это вопрос к не то, чтобы к форме подачи, но скорее да, к некой такой обертке.
Антон Долин: Ну у нас очень трусливый наш кинематограф, извини, что я так прямо это говорю…
Татьяна Фельгенгауэр: Я только за прямоту!
Антон Долин: Он очень боится каких-то конфликтных тем и Клим Шипенко, очень талантливый человек, которого тема коррупции очевидно внутренне очень волнует, в течение полугода выпустил две картины – «Текст» – драматическая картина, где коррупция абсолютно на поверхности, там коррумпированный следователь антинаркотического подразделения невиновного человека отправляет на зону; потом «Холоп», где в комедийной форме та же самая тема тоже присутствует. И вот пожалуйста, «Текст» был очень популярен, а «Холоп» просто стал лидером проката за все времена, поэтому, как повернуть тему. Если повернуть тему каким-то талантливым, интересным, парадоксальным образом, зритель пойдет смотреть, мы видим, что это так.
Татьяна Фельгенгауэр: Интересно, мы когда готовились к этому подкасту, смотрели как вообще смотрит зритель-не смотрит, как он оценивает. На «Кинопоиске», например, у «Левиафана» – 6,9, у «Прачечной» – 6,4, «Дурак» – 8,1, «Долгая счастливая жизнь» – 7,6. Неплохо, неплохо.
Антон Долин: Во-первых, это не худшие оценки, во-вторых, я вообще не очень верю этим оценкам, мне всегда интереснее смотреть на количество зрителей, которые, в случае с априори некассовыми фильмами, всегда красноречиво. «Левиафан» был просто очень успешен в прокате, для фильма без особых звезд. Серебряков известный актер, но я не представляю, чтобы конкретно он привлекал миллионы людей в кинотеатры. Его очень многие смотрели, но «Левиафан» многих взбесил, показывать реальность такой, какая она есть, даже ее слегка сгущать – у нас такое не очень любят, что странно, потому что мы страна Достоевского и Гоголя, и Салтыкова-Щедрина и это должно быть у нас в крови. В кино мы не так часто это видели, все-таки чернуха, слово, которое я ненавижу лютой ненавистью, является вульгаризмом от советского неологизма «очернение», а это слово, обозначающее то, что все должно быть белым и нельзя показывать черного или слишком черного. Что такое чернуха – непонятно, потому что это одно из тех слов, которые невозможно перевести ни на один язык мира, только в русском языке существует это понятие. Везде в мире, то, что у нас называется «чернуха», называется драмой, трагедией…
Татьяна Фельгенгауэр: Даже трагифарс?
Антон Долин: Да. С моей точки зрения «Левиафан» получил свое и оценки на «Кинопоиске» для меня здесь почти пустой звук, простите, дорогие друзья, если вы там голосовали.
Индекс восприятия коррупции через кино
Татьяна Фельгенгауэр: Про кино массовое и немассовое, фестивальное, здесь вообще это имеет какую-то роль или нет?
Антон Долин: Имеет, конечно. Массовое кино не очень любит эту тему, а фестивальное очень любит. Авторское кино считает своим долгом копаться в разных пороках общества, а большое кино, чаще всего, это обходит. Поэтому больших блокбастеров о коррупции, если это не кинокомикс, где это необходимо по какому-то сюжету, много не увидите. Тем не менее, немного увидите, это все равно присутствует. Понимаешь, я тебе дам суперпримитивный ответ, примитивнее не бывает – коррупция это неотъемлемая часть нашей жизни, все части нашей жизни так или иначе будут отражены кинематографом, это самое народное из всех искусств. Все, что мы проживаем, что происходит, так или иначе оказывается на экране, но есть какие-то темы, общепринятые табу… Мы не очень часто видели долгие годы, например, человека в туалете, на протяжении кинематографа, а потом начинается Тарантино и это стало обязательным атрибутом кинематографа, и теперь постоянно в кинематографе появляется. Нет тех частей человеческой жизни, мимо которых проходит экран, поэтому сколько коррупция в нашей реальности, столько ее так или иначе будет в фильмах.
Татьяна Фельгенгауэр: Ну да, мы же с тобой начали с того, что сюжет коррупции не очень популярен в кинематографе художественном, а потом начали перечислять какие-то суперхитовые фильмы из разных совершенно эпох и стран. На самом деле, так или иначе, она присутствует везде, просто если в описании к фильму не значится слово «коррупция», не значит, что в сюжете она не присутствует.
Антон Долин: Ну тут достаточно просто еще раз сказать, что такое коррупция. Коррупция – это злоупотребление властью в разных формах, это не обязательно именно взятки, это может быть по-разному. Недавно мы летели с женой в самолете, и она смотрела, я просто дважды его уже смотрел, фильм «Сиротский Бруклин» Эдварда Нортона – это вообще, по большому счету, такой нео-нуар: герой с синдромом Туретта, в современном Нью-Йорке, влюбляется в девушку, убивают его босса. Потом этот нуарный сюжет приводит к тому, что часть города снесена, потому что застройки другие были выгоднее и из-за этого были какие-то контракты. Это все равно приводит к неким коррупционным схемам и эти схемы не обсуждаются в тех приключениях героя, когда за ним гонятся злодеи или когда он целует девушку. Мы об этом как бы забываем, но иногда это присутствует. Как оно «вшито» в нашу жизнь, так оно «вшито» в самые разные жанры.
Татьяна Фельгенгауэр: То есть, когда мы смотрим на Индекс восприятия коррупции и толерантного отношения коррупции, и видим, что все в России такие «коррупция — это нормально», поэтому мы и в кинематографе не акцентируем на этом свое внимание.
Антон Долин: Видишь, мы все больше акцентируем. Мы назвали самый популярный на сегодня фильм «Холоп», мы перечислили несколько авторских очень нашумевших фильмов, что «Левиафан», что «Дурак». Все, кто более-менее смотрит авторское кино, все эти фильмы видели, значит, не так все в этом смысле безнадежно. Конечно, меньшинство, а не большинство авторов в принципе решаются к этой теме прикоснуться – это может быть опасно или не интересно публике, много рисков.
Татьяна Фельгенгауэр: Опять идем на поводу у публики.
Антон Долин: Ну а что делать? Кино – популярное искусство и дорого стоит.
Татьяна Фельгенгауэр: Содерберг может себе позволить.
Антон Долин: Не Содерберг может себе позволить, а Netflix может ему позволить, это немного другое. Они себе все что угодно могут позволить.
Татьяна Фельгенгауэр: Netflix, который идет на поводу у своего зрителя…
Антон Долин: Ну естественно. Много зрителей, а в этом году их стало еще больше. Netflix может все. Вот смотрели сейчас фильм «Манк», где тоже полно всякой коррупции, фейк-ньюс и т. д., ну не случайно, он же о создании гражданина Кейна. Финчер 20 лет мечтал сделать фильм, черно-белый, изысканный, с моно-звуком, два с лишним часа. Такое для кино у обычной студии сделать невозможно даже Финчеру, а Netflix говорит «давай, старик, делай». Сейчас они еще «Оскар» с этим получат.
Татьяна Фельгенгауэр: Да, «Левиафан» и «Оскар», к сожалению, не получил.
Антон Долин: Ну ничего, номинировался, а это уже полдела. Это русский подход ты сейчас проявляешь. Русским только золотую ветку и «Оскар», иначе идите гуляйте.
Татьяна Фельгенгауэр: Нет, я ужасно радовалась, когда и номинировали, высоко очень оценили и в Каннах, и на Берлинском фестивале. Было невероятно гордо.
Антон Долин: Андрей Звягинцев, снявший, наверное, самый известный в мире современный русский фильм о коррупции, даже на англоязычной страничке в Википедии я это проверял, в перечне фильмов о коррупции «Левиафан» стоит, а там этих фильмов официально всего 10-15 штук, «Левиафан» среди них. Самый знаменитый в мире наш автор, тот, кто сделал фильм именно о коррупции, это очевидно знаменитый его фильм, или один из двух, вместе с «Возвращением».
Татьяна Фельгенгауэр: О, это очень интересно, а можешь вспомнить какие еще там фильмы?
Антон Долин: Там, на самом деле, не самые яркие фильмы, и мне кажется, что то ли один «Дурак», то ли два: «Дурак» и «Майор», или «Дурак» и «Завод» – фильмы Юрия Быкова – там тоже присутствуют, в основном, это американские фильмы как раз о полицейской коррупции, для них это очень любимая тема. Здесь можно вспомнить от «Секретов Лос-Анджелеса» до фильма «Полицейский», был такой со Сталлоне. Почти любой фильм о полицейской жизни включает сюжет о коррумпированности, а уж сериал «Прослушка» – классический сериал о борьбе с наркодилерами в Балтиморе весь об этом, он тотально этим пронизан.
Татьяна Фельгенгауэр: Полицейская коррупция – это тоже интересная тема, да, но любопытно насколько она суперактуальна для США и в меньшей степени как-то поднимается у нас, как-то чиновничья коррупция.
Антон Долин: Мне кажется, это связано с тем, что в субъектность полиции у нас никто не верит. Полиция у нас – это люди, которые выполняют преступные приказы тех самых чиновников, никто не предполагает, что полицейские отдельно. То есть, когда у какого-нибудь генерала обнаруживают 20 мешков с золотом и бриллиантами под диванами, никто не думает, что это он наворовал, всем ясно, что это чей-то общаг, и явно не только полицейский. Может быть, это даже не так, но это единственный вывод, который по умолчанию делают все сразу.
Татьяна Фельгенгауэр: Да, но, когда читаешь это все в сводках новостей и думаешь «Господи, вот это сюжет!».
Антон Долин: Это другая тема, она не связана с коррупцией: то, сколько вымученных, ужасных, пустых сюжетов в русском кино и сколько потрясающих сюжетов для кино в русских новостях каждый день. Каждый день ты видишь 20 сюжетов для фильмов в любых жанрах – от бурлескной комедии до хоррора – каждый день. Ты знаешь, как эховский человек: ты сидишь, приходит человек прочитать минутные новости и за минуту ты слышишь три сюжета, из которых могли родиться три шикарных фильма, но этого не происходит.
Татьяна Фельгенгауэр: Да. Кстати, коррупция, в двух из трех точно будет присутствовать в том или ином виде.
Антон Долин: Да, она так или иначе является корнем всех социальных зол и всегда она где-то при чем, потому что у нас очень небогатая страна, значит, это мздоимство и прочее, до тех пор, пока все не наедятся, не успокоятся, не вырастет новое поколение людей, которым хватает их зарплаты… Как говорилось в русской комедии «чтоб ты жил на одну зарплату»… Это же проклятье, шутка понятная каждому человеку до сих пор! СССР не существует уже 30 лет, но все мы понимаем до сих пор почему это смешно, нельзя жить на одну зарплату. Покажи это французу или англичанину, он реально не поймет в чем шутка, почему это шутка жить на одну зарплату, это нормально, почетно, любой порядочный человек живет на одну зарплату.
Татьяна Фельгенгауэр: Да, но не у нас. У нас все по-другому, хотя, возвращаясь к «Левиафану», его в Америке и Европе оценили гораздо выше, чем здесь у нас.
Антон Долин: Скажу словами мудрости, процитировав Николая Васильевича Гоголя «Нечего на зеркало пенять», но люди пеняют на зеркало. Что им остается? Не на свою же кривую рожу пенять, на зеркало!
Татьяна Фельгенгауэр: Получается, что Звягинцев во всем виноват, а не та прекрасная действительность, в которой мы существуем и с которой как-то миримся. У тебя-то есть какой-то любимый фильм, где тема коррупции прямо заметна? Раз уж мы сегодня такое количество кино перечислили.
Антон Долин: Слушай, ну я специально никогда не выбирал, но назвали «Гражданина Кейна». Я очень люблю и «Печать зла», если говорить об американском кино. Если говорить о российском кино, я думаю, что у «Левиафана» здесь нет равных просто. Это абсолютная вершина бескомпромиссности, честности и глубины в вопросе разговора о коррупции в современном российском кино.
Татьяна Фельгенгауэр: Ну что, спасибо большое, Антон Долин, кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино», временно исполняющий обязанности главного кинокритика страны…
Антон Долин: Готовый сложить их в любую секунду.
Татьяна Фельгенгауэр: Растите, наши маленькие кинокритики, вырастайте хорошие, разные. Будем обсуждать с вами как развивается тема коррупции в художественном кино. Я думаю, что будет повод обсудить еще и документальное, и все эти ролики разоблачительные: они иногда сняты по всем законам кинематографа.
Антон Долин: И уж точно они включают в себя совершенно киношные сюжеты. Мой любимый, конечно, про самолеты с корги. У меня самого корги. Это мой абсолютный фаворит за все времена, хотя и домик для уточки классный, там много хорошего вообще. Много животных.
Татьяна Фельгенгауэр: И такие фильмы как-нибудь обсудим. Это был подкаст «Взятки гладки», меня зовут Таня Фельгенгауэр, всем пока, услышимся!
Антон Долин: Пока-пока!
Антикоррупционные расследования достойны того, чтобы по ним снимали фильмы: хитрые махинации, огромные суммы, коварные злодеи… Впрочем, и снимают — на Венецианском фестивале 2019 года режиссер Стивен Содерберг представил картину «Прачечная», посвященную знаменитому Панамскому досье. А уж «Левиафан» Андрея Звягинцева нашумел по всему миру так, что стал первой российской картиной за семь лет, претендующей на премию «Оскар» в номинации «Лучший иностранный фильм».Однако настолько очевидных историй про коррупцию не так много, потому что ее образ даже в кино въелся настолько незаметно, что мы не замечаем ее так же, как и в быту. Кинокритик и главный редактор журнала «Искусство кино» Антон Долин рассказывает Татьяне Фельгенгауэр, где, если приглядеться, можно найти коррупцию в наших любимых и самых известных фильмах, и даже немного захватывает литературу.Этот подкаст вы можете прослушать на всех подкастинговых платформах, а также прочитать расшифровку ниже.Таймкоды:03:06 Почему коррупция не самый очевидный сюжет для фильма09:20 Упрочение коррупции в сознании и в сюжетах11:35 Образ коррупции в советских фильмах15:25 Образ коррупции в фильмах DC Comics20:15 Образ коррупции в российском современном кино23:20 Влияние кино на восприятие коррупции25:17 (Не)популярность фильмов про коррупцию26:00 И о чем на самом деле самый кассовый российский фильм «Холоп»30:10 Коррупционные сюжеты в фестивальном кино34:45 Звягинцев и «Левиафан» в англоязычной Википедии35:20 Российские новости как сюжеты для фильмов37:58 Признание «Левиафана» в миреТатьяна Фельгенгауэр: Всем привет, это подкаст «Взятки гладки», меня зовут Таня Фельгенгауэр. Это подкаст, который мы делаем с «Трансперенси Интернешнл», подписывайтесь на нас на всех подкастинговых платформах, ставьте все, что там можно ставить (на каждой платформе свои фишечки), но главное слушайте нас в любой момент своего существования. Сегодня мы будем говорить о кино. Неожиданно, да? Вроде, как всегда, обсуждаем борьбу с коррупцией, но за три сезона, видимо, исчерпал все классические виды коррупции, поэтому перешли на искусство: арт-рынок обсудили, про театр в свое время тоже поговорили, почему бы не обсудить художественное кино? А главный человек в нашей стране, с которым надо обсуждать художественное кино — это, конечно же, Антон Долин, кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино». Антон, привет!Антон Долин: Салют! Я не хочу быть главным.Татьяна Фельгенгауэр: Хорошо. Заместитель главного критика.Антон Долин: И.О.Татьяна Фельгенгауэр: Врио, давай так.Антон Долин: Хорошее слово, мне нравится.Татьяна Фельгенгауэр: Антон, насколько вообще очевидна тема коррупции как сюжет в художественном кино?Антон Долин: С одной стороны, супер очевидно и очень часто встречается, с другой стороны, совершенно не очевидна и могла бы встречаться чаще. Во всяком случае, в жизни мы с коррупцией бытовой, будничной сталкиваемся гораздо чаще, чем когда идем в кино. Даже если мы будем смотреть не все фильмы подряд, а только фильмы, сюжеты которых как-то это предполагают, например, сатирические комедии или социальное кино. Уберем весь Марвел и все мелодрамы, где это все не к месту, и оставим только это, даже в этом случае не будет огромного количества. Ты знаешь, когда вы позвали меня говорить на эту тему, я впервые в жизни задумался, почему, с чем это связано. У меня нет готового универсального ответа, но есть пару ответов, которые, прежде чем мы перейдем к конкретным фильмам, хочу в качестве рабочих своих выводов представить.Татьяна Фельгенгауэр: Давай, потому что я тоже, на самом деле, размышляла на эту тему. Когда ты думаешь про то, что может стать основой сюжета – если мы говорим про нарушение закона – сейчас мы убираем тяжкие статьи типа убийства, что является классической основой для многих фильмов. Например, про мошенников огромное количество фильмов: часто это веселые разудалые приключения. Вот эта статья Уголовного кодекса, видимо, больше нравится сценаристам, а когда начинаешь размышлять про коррупцию, то тут погружается либо в какую-то хтонь невероятную, либо это не то, чтобы документальное кино, но кино, основанное на реальных событиях.Антон Долин: Нет, ну документальное кино, в особенности, если считать кино какие-то сделанные для ютюба разоблачения, тогда, конечно, да.Татьяна Фельгенгауэр: Да-да. Но я про художественное кино.Антон Долин: Вот, именно про художественное. Смотри, значит, я нашел две причины: одну сугубо функционально, другую культурно-экзистенциальную, восходящую к вечности. Функциональная причина очень проста: коррупция — это самое незрелищное из всех возможных преступлений. Конечно, преступление – всегда сюжет для кино и литературы, нам всегда интересны злодеи, негодяи и грешники любого рода. Но даже мелкий грешник: человек изменяет жене или жена изменяет мужу, в этой ситуации любой легко поставит себя на их место и поймет в чем здесь соблазн, а что здесь нехорошо, что здесь можно осудить и почему (если это комедия) их надо немедленно застукать, поймать и разоблачить, а если драма, то из-за этого кто-то может выпить мышьяка. Про убийства ты сама сказала, это со времен Авеля и Каина вообще любимый сюжет мировой культуры. Воровство тоже интересный сюжет, любопытный: есть всякие «Как украсть миллион», «Афера» и прочие мошеннические фильмы. В чем здесь прелесть? Мошенник, который крадет, в особенности или у богатого, которому оно само не очень нужно, или у государственной институции, которую не жалко – мы всегда этим человеком немножко восхищается, потому что мы все сами бы побоялись, как когда мы все смотрели как этот чувак снял со стены картину Куинджи и пошел. Понятно, что ничего хорошего в этом нет, но мы все думали «ай, молодец», когда все смотрели на этот видос. Это естественное человеческое любопытство к пороку, греху, к нарушению правил. А коррупция с одной стороны такая гадкая вещь, а с другой стороны в этой гадскости она такая повседневная, а с третьей стороны в отличии от других грехов, у нас есть возможность сидеть в зале и думать «ну я-то не такой». К коррупции все причастны. Каждый когда-нибудь давал взятку, многие брали взятку, иногда как-то не намеренно… Вот недавно вышел фильм, раз уж мы о фильмах говорим, «Доктор Лиза» Оксаны Карас, на мой взгляд неплохой, многие мои коллеги его ругали, но мне кажется, это интересная картина, которая как раз показывает много парадоксальных вещей, среди них одно – чтобы быть современным святым в современной России, ты просто не можешь не участвовать в каких-то коррупционных механизмах. Вот у тебя ребенок, он умирает и ему нужно срочно обезболивающее, а по закону его купить нормально в аптеке невозможно. И ты приходишь к врачу, а у него перечень, список, каталог, он не имеет права тебе выдавать, и ты либо должен украсть, либо как-то его умаслить и нарушить закон, получается, а иначе ребенок умрет в мучениях. Все мы очень хорошо понимаем, что не всегда ребенок умирает в мучениях, это для драматургического эффекта в сценарии придумано, но мы понимаем, что коррупция – понятная вещь. Это функциональная причина того, как зритель на это смотрит и почему зрителя это не так сильно увлекает. С другой стороны, есть причина глобальная – коррупция, на самом деле, не такое старинное явление. Если мы возьмем другие пороки и злодеяния, то поймем, что они все восходят к Библии и античности. То есть, все это было всегда – сколько жил человек, столько было мошенничестве, воровства, измен, убийств, разных форм насилия. Что такое коррупция? Это злоупотребление властью. Когда возможно злоупотребление властью? По сути дела, только в демократических, но не настоящих, а притворяющимися демократическими, структурах, потому что, если царь правит страной, не может быть никакой коррупции. Как только власть становится абсолютной, где «я – человек, а ты – червь», если я барин, а ты мой крепостной крестьянин, то какая может быть коррупция? Кто какого приказчика может подкупить?Татьяна Фельгенгауэр: Ну в «Ревизоре» коррупция немножко все-таки присутствует.Антон Долин: Именно! Потому что когда начинают работать какие-то гражданские механизмы… Я вот подумал, что до конца 18 века этого сюжета-то не было. Вот мы будем читать Мольера: там все на свете обличено, а где там коррупция-то? Там государственный чиновник – человек, который приходит в сияющем мундире в конце «Тартюфа» и говорит: «Король все рассудил: злодея – в тюрьму, а хороших всех простить» — вот кто такой представитель государства. Получается, что разве что коррупция в церкви, начиная с 16-17 века, тогда над ними начинали посмеиваться и уже у Рабле мы можем найти какие-то примеры… Это новое время – Средневековье, античность – то, что на самом деле все сюжеты, любые, все что угодно базируются на сюжетах, изобретенных давным-давно – сказки, античность, религиозные сюжеты. И никакой коррупции в Библии вы не найдете, во всяком случае, в сегодняшнем понимании слова. В обществе еще и должно быть представление о законности, нарушении этой законности, то, что есть не только власть, но и подотчетность власти обществу для того, чтобы сам сюжет коррупции, в принципе, мог существовать. То есть, это очень недавняя история: все равно что предъявлять мировой литературе или культуре вопросы по поводу прав транссексуалов – «а почему так мало об этом?» – не потому что ущемлены транссексуалы, а потому что до недавнего времени не было такого явления, во всяком случае, в видимом поле его не существовало, но как только оно появилось – начали появляться сюжеты.Татьяна Фельгенгауэр: То есть, в принципе, мы можем предположить, что через какое-то время после того, как бесконечные истории с изучением Panama Papers и прочих интересных источников, укрепятся в нашем обществе и это станет не big deal, а обыкновенной вещью и из этого сможет вырасти какой-то сюжет?Антон Долин: Во-первых, уже вырастает, фильмов-то все больше таких, просто они очень редко попадают прямо в центр рассмотрения по первой причине, которую я назвал – ее не зрелищность и будничность. Это никуда не денется и чем больше этого будет, тем более будничным оно будет, к сожалению или к счастью, такой вот замкнутый круг. Есть много разных фильмов о коррупции, но фильм о коррупции по-настоящему трагических снимается довольно мало, в основном это как раз независимое кино современной России, потому что коррупция, которая приводит к настоящим драмам не так часто появляется даже в реальности. Я имею в виду драму, когда кто-то расстрелян, кто-то умер, кто-то… Правда, есть история организованной преступности слитые с властью, например истории мафии – в итальянском политическом кино предыстория коррупционных сюжетов гигантская, то есть это еще связано с конкретной страной, с тем, как это выглядит и из чего состоит. Раз уж ты заговорила про Панамские бумаги, здесь, конечно, надо вспомнить замечательный фильм, многими не виденный, а он есть в доступе на Netflix – фильм «Прачечная» Стивен Содерберга.Татьяна Фельгенгауэр: Мерил Стрип там играет!Антон Долин: Шикарная Мерил Стрип играет там Статую Свободы и там, на самом деле, прекрасные практически все актеры, там несколько сюжетов параллельных. Содерберг – режиссер, который умеет в самое сердце актуальности заглянуть. Когда-то он делал «Эрин Брокович» – по сути и феминистскую, и экологическую повестку до того, как они стали «вери хот», соединив в одном фильме, и шикарно это сделал. На самом деле, коррупционная тема была в его фильме, побеждавшем на «Оскаре», «Трафик» – замечательная картина о наркоторговли, он всегда был этому не чужд. Он все угадал все с фильмом «Заражение», это все знают. И вот сейчас, когда посмотрим фильм «Прачечная», там тоже можно много узнать даже тем, кто вообще ничего конкретно про этот скандал ничего не слышал. Сколько я всего перелопатил и прочитал, но ничего не понял. Посмотрел фильм и все понял, там на пальцах все объясняется.Татьяна Фельгенгауэр: То есть, получается, можно сделать интересное понятное кино про коррупцию, если это снимает Содерберг и играет там Мерил Стрип и вопрос зрелищности…Антон Долин: Он всегда помогает, никогда не мешает.Татьяна Фельгенгауэр: Да, не помешает. Если про коррупцию рассказывает Содерберг, это никому никогда не мешало. То есть, все-таки мы можем сделать условно драму?Антон Долин: Я думал о том, где были фильмы о коррупции в СССР, они же были. Потому что как раз коррупция, непорядки, нарушения на местах — это было единственное, что, начиная с 50-60-х годов, перестало быть четким табу, в этом можно было критиковать систему. Мне пришло в голову, что некоторые из самых популярных отечественных комедий были именно об этом, даже «Операция Ы» – один из сюжетов, это так, да. Склад грабят не бандиты, а бандиты, которым указывает коррупционер, правильно?Татьяна Фельгенгауэр: Так и есть.Антон Долин: Ну товарищ Саахов, кто он как не воплощение коррупционера. Великая роль Этуша. Мне кажется, что это эмблема своего рода.Татьяна Фельгенгауэр: «Гараж»?Антон Долин: До «Гаража» еще, если уж мы от Гайдая к Рязанову перепрыгнули, было бы все-таки «Берегись автомобиля»…Татьяна Фельгенгауэр: «У тебя же ничего нет!»Антон Долин: С кем сражался Деточкин? Кто эти Папанов и Миронов, величайшие комики, артисты и прочее? Это оно.Татьяна Фельгенгауэр: Мы просто не узнаем это? Или не хотим узнавать?Антон Долин: Эти конкретные фильмы слишком въелись в нашу подкорку, они уже часть коллективного бессознательного, и сознательного, конечно, тоже. Интересно, что, когда Рязанов с Брагинским придумали своего Гамлета, Дон Кихота и Мышкина одновременно, блистательно сыгранного Смоктуновским, то те ветряные мельницы, с которыми он борется, это именно коррупция, а не что-то иное, это так. «Гараж», конечно, безусловно, это такая совершенно концептуальная пьеса, классицистическая практически – единство времени, места, действия, и один из сюжетов в том, что блага государственные получают, понятное дело, директора.Татьяна Фельгенгауэр: «Как вы можете говорить про товарища Милосердова «какой-то» и «никакой»?»Антон Долин: Но фамилия Милосердов сразу отсылает нас куда-то к Фонвизину, к «Недорослю», к тем временам, когда представления о коррупции еще не было. На самом деле, ты, конечно, права, что Гоголь, «Ревизор» и, наверное, все-таки в той или иной мере, может быть, не напрямую, но начинает уже пульсировать тема в «Горе от ума». Что вообще такое «тема коррупции»? Вообще, к чему она большему, чем нарушение каких-то чиновников нас ведет? Мне кажется, тема коррупции помогает нам увидеть, в этом смысле она полезна, в художественном. Тема коррупции позволяет нам увидеть государство не как хорошего царя с плохими боярами и не как плохого царя с неважно какими боярами, которых надо поменять и все изменится, а как огромную пирамиду, отнюдь не Маслоу, которая устроена по принципу взаимодополняемости, где «замазаны» все и не свободен никто. Это кафкианская, на самом деле, картина. И в этом смысле мое любимое произведение русской литературы на эту тему, раз мы от кино к литературе прыгнули, – даже не замечательный Гоголь или Грибоедов, а трилогия Сухово-Кобылина: «Свадьба Кречинского», «Дело», «Смерть Тарелкина». «Дело» — это такой Кафка до Кафки, история судопроизводства в царской России, которая к абсолютно ужасному абсурду злоупотреблений трагическому приводит зрителей или читателя. В советском кино первой половины 20-го века эта тема практически отсутствует, ну разве если что не говорить о каких-то язвах капитализма, тоже обличаемых, часто сказочных и придуманных. Американское кино напротив, очень это дело любит, в общем, хотя это тоже не совсем чистый случай, и было бы невероятным преуменьшением говорить, что фильм об этом, но он и об этом тоже – величайший фильм в американской истории, как считают многие, «Гражданин Кейн» Орсона Уэллса. Это фильм о чрезвычайно влиятельном и прекраснодушном в начале своей карьеры медиамагнате, начальнике газет и многих бизнесов. В тот момент, когда он свою жену, бездарную певичку, делает оперной дивой и заставляет театрального критика в своей газете написать восторженное, но заканчивается тем, что восторженные рецензии не появляются, но это сюжет, конечно, коррупционный в чистом виде – это такая форма коррупции, коррупции прессы, которая для Америки как для страны, гордящейся своей свободной прессой, это один из любимых сюжетов.Образ коррупции в художественном киноТатьяна Фельгенгауэр: Знаешь, когда ты говорил про зрелищность, у тебя проскользнуло «не Марвел и не прочее», но я вдруг сообразила, ведь не Марвел, но DC, и все эти блокбастеры, и Бэтмен, и сериал про Стрелу – все это происходит под громогласным криком «Этот город погряз в коррупции!».Антон Долин: Это правда. Готэм, конечно, воплощение коррупции, а Готэм, это, как мы знаем, Нью-Йорк. Если мы не видим коррупции в чистом виде в последнем ярком фильме о Готэме – «Джокер», хотя там есть старший Уэйн, он кажется неким воплощением коррупции как таковой, потому что он невероятно презрительно относится к гражданам, в то же время он идет на какой-то высокий пост. Кстати говоря, это тоже сюжет «Гражданина Кейна», то есть он для Америки вечный и не только комиксовый. Но в трилогии «Темный рыцарь» Кристофера Нолана неслучайно в третьей части Бейн – главный злодей – становится фактически лидером их вариации движения «Occupy Wall Street». Они конкретно на Уолл-Стрит проводят свои теракты, вторгаются на биржу. Это, конечно, оно – народный гнев против коррумпированности системы как таковой, не отдельного политика, а всей системы. Есть и другая тема: ведь на самом деле, в кино, да и в жизни есть два типа коррупции наиболее распространенной и популярной: это коррупция политиков, которые чем-то правят, и это коррупция силовиков. Коррумпированный полицейский – классический сюжет, я сказал уже про «Гражданина Кейна». Не все, может быть, помнят великий фильм Орсона Уэллса «Печать зла», это очень двойственный, ужасно интересный, до сих пор смотрящийся как адски провокационный фильм. Он начинается как детектив, сюжет знаком тем, кто смотрел сериал «Мост». На границе США и Мексики происходит взрыв – взорвали посла, если я ничего не путаю, и расследовать это берутся американский полицейский и мексиканский полицейский, поскольку машина приехала из США, а взорвалась уже на территории Мексики. Сам Уэллс играет толстого, хромого, очень страшного и одновременно харизматичного сыщика по фамилии Квинлан, который является коррупционером сам: который в довольно близких отношениях с мафией, который не гнушается подбрасывать улики, и который, на самом деле, ведом не столько доказательствами четкими, сколько чутьем – и чутье его не обманывает, он находит виновного. При этом он еще более двойственная и сложная фигура, чем Глеб Жеглов, подбрасывающий бумажник карманнику для того, чтобы его прижать к стене. Я не знаю, как кому, но мне даже в детстве не удавалось симпатизировать ему в этот момент, это всегда выглядело отвратительно, при всей харизме Высоцкого. Это же тоже история коррупции, а уж коррупция так скажем «спецслужб», потому что это же не просто полиция или милиция, это полиция и милиция, обладающая абсолютной свободой действия, неподконтрольная никому. Кстати, в комиксах эта тема тоже существует, потому что я вспоминаю вторую серию «Капитана Америки» из всей этой марвеловской истории. Действие первой истории происходит во время Первой мировой, они борются с фашизмом и т. д., а потом герой заморожен и просыпается в наши дни. У него идеализм, он боролся с фашистами, с Красным Черепом, но, когда он продолжает бороться за добро, выясняется, что его начальники, его заказчики, спецслужбы на которые он работает и есть источник этого зла. Тот же сюжет без всякой мистики и сказки мы наблюдали в «Идентификации Борна» и всей франшизе про Борна.Татьяна Фельгенгауэр: Да, на самом деле там-то система насквозь прогнила от коррупции, и эта система убивает героя.Антон Долин: И там, в «Борне», очень здорово символически показано его моральное обоснование борьбы с этой системой – он потерял память. То есть человек должен стереть себя абсолютно, стать чистым листом, будучи частью этой системы, для того чтобы мочь бороться и из нее выйти. Ты не можешь из нее выйти, если ты ее часть и «повязан» с самого начала. А потерял память и вроде бы взятки гладки!Татьяна Фельгенгауэр: «Взятки гладки» – тот самый подкаст, который вы слушаете прямо сейчас. Мы с Антоном Долиным обсуждаем тему коррупции в художественных фильмах. Хочу про отечественное кино поговорить, не про советское, а уже про новое российское кино. Я уже сказала, что сюжеты – это обычно какая-то лютая хтонь. Ну может быть, это немного обидно звучит, и бывший министр культуры господин Мединский говорил про «Левиафан» что так не бывает, что это все вранье и так не может быть в России, но ведь оно так и есть.Антон Долин: Слушай, ну во-первых я очень не люблю разговоры на счет так оно или бывает, не бывает, потому что и все бывает, бывают и гораздо более невероятные вещи, и ничего не бывает. Художественное произведение не обязано соответствовать, это всегда фантазия. Моя проблема зрительская, например, в том, что фильму «Дурак» Юрия Быкова я не верю и это не разговор о том бывает или не бывает, просто для меня это не правдоподобно. «Левиафан» для меня абсолютно правдоподобен, и я всему там верю, и наверное, это связано со сценарием, с актерскими работами, с режиссурой, не с самой коллизией как таковой.Татьяна Фельгенгауэр: Хотя и там, и там тема коррупции является базой.Антон Долин: Безусловно, я потому их и сравниваю, потому о них говорю. Конечно, важно то, как автор пользуется этой темой, то есть, что он при помощи сюжета, безусловно придуманного, пытается нам сказать. Например, за «Левиафаном» очень большое высказывание концептуальное о том, что власть духовная и власть светская, когда они действуют за одно, тогда они превращаются в настоящее зло и настоящее чудовище, в Левиафана, пожирающего человека. Человек, если в нем эти духовные основания остались, может иметь хотя бы моральную силу власти что-то противопоставить; и наоборот, если на его стороне закон, суд, тогда даже какого-нибудь иерарха нечестного можно припереть к стенке. Но когда они работают вместе, когда существует эта спайка, которую осуждали в своем знаменитом панковском акте Pussy Riot, спайка государства и церкви, тогда человек обречен, если оказывается под колесами этого бульдозера. Это очень важная тема, а сюжет лишь – тот самый бульдозер, который едет и раскатывает эту тему для нас, зрителей. В то время как в фильме «Дурак» меня неприятно резануло в свое время то, что там показана очень коррумпированная власть, мэрия, готовая к тому, что дом упадет, люди погибнут и черт с ними, но эти люди показаны как еще большие гады, потому они в конце выходят и ногами забивают честного героя. Ясно, что автор видит себя в этом белом пальто – единственный, кто кричит среди этой, как ты говоришь, хтони, «опомнитесь, покайтесь». Я, например, изо всех сил пытался себе представить, что какой-то безумец влетает ко мне ночью в дом, стучится в дверь, молотит, и кричит: «дом сейчас упадет, спасайся», и что я хватаю документы детей, выбегаю на улицу, а дом не падает и я начинаю бить этого человека ногами или хотя бы даже его ругать. Да я ему только спасибо скажу, даже если он сошел с ума, и, мне кажется, так любой человек на свете поступит. Это нарочно сделано. Опять же повторю, что все сюжеты выдуманы чтобы показать, что власть плоха, народ еще хуже, идти некуда и чем чернее, тем эффектнее. Ну да, эффектнее, так и есть.Татьяна Фельгенгауэр: Тогда вопрос: как такое кино влияет на человека и меняет его осознание и восприятие того, что происходит вокруг него? У кино же много разных функций.Антон Долин: Когда-то Михаэль Ханеке сказал прекрасную фразу, я не устаю ее цитировать: «Фильм – это трамплин, прыжок совершает зритель». И вот этот вопрос – «если все так плохо и плохо кончается, зачем на это нужно? где свет в конце туннеля?» – твои открытые глаза и есть свет в конце туннеля. Все плохо в кино или в книге для того, чтобы в твоей жизни так не было. Ты читаешь про печальную судьбу Анны Карениной для того, чтобы ты не бросался под поезд. Ты читаешь про преступление Раскольникова для того, чтобы ты не брался за топор. Конечно, всегда есть люди, которые именно пойдут под поезд и схватятся за топор, но за них никто отвечать не может, это всегда единицы, и они всегда существуют. В основном, любая самая мрачная история, самая безнадежная, без намека на хеппи-энд на человека действует как холодный душ. Когда-то древние греки изобрели великое слово «катарсис» — это очищение через страдания, ты должен страдать вместе с героями: с Эдипом должно произойти все плохое, что с ним происходит, чтобы ты испытал это очищение, ты должен с ним пройти через этот путь. Это немножко как во сне, знаешь, у меня часто бывают такие сны, думаю, вряд ли я в этом эксклюзивен, когда ты понимаешь, что с тобой происходит что-то ужасное, тебя ведут на расстрел или грозит что-то чудовищное, и когда это происходит, ты смотришь на это со стороны и понимаешь, что это не с тобой происходит, смотришь как бы на себя или кого-то с кем это происходит. Кино устроено именно так. Многие говорили, что фильмы – это сны наяву. Ты смотришь фильм и идентифицируешь себя с героем, но, когда с ним происходит самое плохое, ты понимаешь, что смотришь на него, а у тебя-то все нормально, ты сидишь в зале и у тебя-то все не так. Любые фильмы и зле, о коррупции в том числе, устроены по идее так же, чтобы, когда ты вышел из зала, ты мог что-то сделать с собой или фильм с тобой это сделал, чтобы в твоей жизни этого не было.Татьяна Фельгенгауэр: Это возвращает нас к тому, насколько это кино становится популярным или не становится популярным, потому что то, с чего ты начал – в чем проблема сюжета о коррупции, какие эти проблемы могут быть – те фильмы, которые мы с тобой перечислили (не берем советскую классику суперпопулярную), они не то, чтобы взрывали прокат.Антон Долин: Во-первых, прокат взрывают фильмы не то, что позитивные, это какое-то ложное слово, не знаю даже, как сказать… В России драма или трагедия, а коррупция – это всегда трагедия, не может быть кассовым хитом, и такого ни разу не случалось. Позволю себе сказать, что самый главный кассовый хит российского проката на сегодняшний день, конечно, связан с коррупционной темой напрямую – это фильм «Холоп». Это картина о злоупотреблениях, о супервлиятельном человеке, у которого сыночек-мажор, совершающий черте-что, выходит всегда сухим из воды, за что его наказывают и он оказывается – вот мы же с тобой поговорили про времена, когда не было коррупции, потому что власть была абсолютной – он оказывается во временах крепостного права, когда человек лишен вообще человеческой субъектности и он на своей шкуре должен испытать каково это, когда у кого-то есть абсолютная власть над тобой и ты не можешь ничего даже пикнуть. В наши-то дни можно пикнуть: пойти в суд, хотя, скорее всего, на стороне сильного будет власть всегда, а не на твоей стороне, но хотя бы формально есть какой-то шанс, а он оказывается во тех временах, когда этого шанса нет, и из сильного оказывается слабым. Этот поучительный перевертыш абсолютно в духе классицистической драматургии. Есть великая пьеса Кальдерона «Жизнь есть сон», не совсем комедия, скорее драма, про принца, про которого было пророчество, что он будет очень плохим правителем и поэтому его, как Железную Маску, держат всю жизнь в тюрьме и однажды его все-таки сажают на трон, он оказывается плохим правителем, тогда его усыпляют, переносят обратно в тюрьму и убеждают, что это все ему приснилось. И фильм «Холоп» об этом. История абсолютной королевской власти, которая ведет к абсолютным злоупотреблениям – словом «коррупция» это не назовешь – в сегодняшних условиях становится комедией на тему коррупции. Это хит, это всем понравилось.Татьяна Фельгенгауэр: Тогда это вопрос к не то, чтобы к форме подачи, но скорее да, к некой такой обертке.Антон Долин: Ну у нас очень трусливый наш кинематограф, извини, что я так прямо это говорю…Татьяна Фельгенгауэр: Я только за прямоту!Антон Долин: Он очень боится каких-то конфликтных тем и Клим Шипенко, очень талантливый человек, которого тема коррупции очевидно внутренне очень волнует, в течение полугода выпустил две картины – «Текст» – драматическая картина, где коррупция абсолютно на поверхности, там коррумпированный следователь антинаркотического подразделения невиновного человека отправляет на зону; потом «Холоп», где в комедийной форме та же самая тема тоже присутствует. И вот пожалуйста, «Текст» был очень популярен, а «Холоп» просто стал лидером проката за все времена, поэтому, как повернуть тему. Если повернуть тему каким-то талантливым, интересным, парадоксальным образом, зритель пойдет смотреть, мы видим, что это так.Татьяна Фельгенгауэр: Интересно, мы когда готовились к этому подкасту, смотрели как вообще смотрит зритель-не смотрит, как он оценивает. На «Кинопоиске», например, у «Левиафана» – 6,9, у «Прачечной» – 6,4, «Дурак» – 8,1, «Долгая счастливая жизнь» – 7,6. Неплохо, неплохо.Антон Долин: Во-первых, это не худшие оценки, во-вторых, я вообще не очень верю этим оценкам, мне всегда интереснее смотреть на количество зрителей, которые, в случае с априори некассовыми фильмами, всегда красноречиво. «Левиафан» был просто очень успешен в прокате, для фильма без особых звезд. Серебряков известный актер, но я не представляю, чтобы конкретно он привлекал миллионы людей в кинотеатры. Его очень многие смотрели, но «Левиафан» многих взбесил, показывать реальность такой, какая она есть, даже ее слегка сгущать – у нас такое не очень любят, что странно, потому что мы страна Достоевского и Гоголя, и Салтыкова-Щедрина и это должно быть у нас в крови. В кино мы не так часто это видели, все-таки чернуха, слово, которое я ненавижу лютой ненавистью, является вульгаризмом от советского неологизма «очернение», а это слово, обозначающее то, что все должно быть белым и нельзя показывать черного или слишком черного. Что такое чернуха – непонятно, потому что это одно из тех слов, которые невозможно перевести ни на один язык мира, только в русском языке существует это понятие. Везде в мире, то, что у нас называется «чернуха», называется драмой, трагедией…Татьяна Фельгенгауэр: Даже трагифарс?Антон Долин: Да. С моей точки зрения «Левиафан» получил свое и оценки на «Кинопоиске» для меня здесь почти пустой звук, простите, дорогие друзья, если вы там голосовали.Индекс восприятия коррупции через киноТатьяна Фельгенгауэр: Про кино массовое и немассовое, фестивальное, здесь вообще это имеет какую-то роль или нет?Антон Долин: Имеет, конечно. Массовое кино не очень любит эту тему, а фестивальное очень любит. Авторское кино считает своим долгом копаться в разных пороках общества, а большое кино, чаще всего, это обходит. Поэтому больших блокбастеров о коррупции, если это не кинокомикс, где это необходимо по какому-то сюжету, много не увидите. Тем не менее, немного увидите, это все равно присутствует. Понимаешь, я тебе дам суперпримитивный ответ, примитивнее не бывает – коррупция это неотъемлемая часть нашей жизни, все части нашей жизни так или иначе будут отражены кинематографом, это самое народное из всех искусств. Все, что мы проживаем, что происходит, так или иначе оказывается на экране, но есть какие-то темы, общепринятые табу… Мы не очень часто видели долгие годы, например, человека в туалете, на протяжении кинематографа, а потом начинается Тарантино и это стало обязательным атрибутом кинематографа, и теперь постоянно в кинематографе появляется. Нет тех частей человеческой жизни, мимо которых проходит экран, поэтому сколько коррупция в нашей реальности, столько ее так или иначе будет в фильмах.Татьяна Фельгенгауэр: Ну да, мы же с тобой начали с того, что сюжет коррупции не очень популярен в кинематографе художественном, а потом начали перечислять какие-то суперхитовые фильмы из разных совершенно эпох и стран. На самом деле, так или иначе, она присутствует везде, просто если в описании к фильму не значится слово «коррупция», не значит, что в сюжете она не присутствует.Антон Долин: Ну тут достаточно просто еще раз сказать, что такое коррупция. Коррупция – это злоупотребление властью в разных формах, это не обязательно именно взятки, это может быть по-разному. Недавно мы летели с женой в самолете, и она смотрела, я просто дважды его уже смотрел, фильм «Сиротский Бруклин» Эдварда Нортона – это вообще, по большому счету, такой нео-нуар: герой с синдромом Туретта, в современном Нью-Йорке, влюбляется в девушку, убивают его босса. Потом этот нуарный сюжет приводит к тому, что часть города снесена, потому что застройки другие были выгоднее и из-за этого были какие-то контракты. Это все равно приводит к неким коррупционным схемам и эти схемы не обсуждаются в тех приключениях героя, когда за ним гонятся злодеи или когда он целует девушку. Мы об этом как бы забываем, но иногда это присутствует. Как оно «вшито» в нашу жизнь, так оно «вшито» в самые разные жанры.Татьяна Фельгенгауэр: То есть, когда мы смотрим на Индекс восприятия коррупции и толерантного отношения коррупции, и видим, что все в России такие «коррупция — это нормально», поэтому мы и в кинематографе не акцентируем на этом свое внимание.Антон Долин: Видишь, мы все больше акцентируем. Мы назвали самый популярный на сегодня фильм «Холоп», мы перечислили несколько авторских очень нашумевших фильмов, что «Левиафан», что «Дурак». Все, кто более-менее смотрит авторское кино, все эти фильмы видели, значит, не так все в этом смысле безнадежно. Конечно, меньшинство, а не большинство авторов в принципе решаются к этой теме прикоснуться – это может быть опасно или не интересно публике, много рисков.Татьяна Фельгенгауэр: Опять идем на поводу у публики.Антон Долин: Ну а что делать? Кино – популярное искусство и дорого стоит.Татьяна Фельгенгауэр: Содерберг может себе позволить.Антон Долин: Не Содерберг может себе позволить, а Netflix может ему позволить, это немного другое. Они себе все что угодно могут позволить.Татьяна Фельгенгауэр: Netflix, который идет на поводу у своего зрителя…Антон Долин: Ну естественно. Много зрителей, а в этом году их стало еще больше. Netflix может все. Вот смотрели сейчас фильм «Манк», где тоже полно всякой коррупции, фейк-ньюс и т. д., ну не случайно, он же о создании гражданина Кейна. Финчер 20 лет мечтал сделать фильм, черно-белый, изысканный, с моно-звуком, два с лишним часа. Такое для кино у обычной студии сделать невозможно даже Финчеру, а Netflix говорит «давай, старик, делай». Сейчас они еще «Оскар» с этим получат.Татьяна Фельгенгауэр: Да, «Левиафан» и «Оскар», к сожалению, не получил.Антон Долин: Ну ничего, номинировался, а это уже полдела. Это русский подход ты сейчас проявляешь. Русским только золотую ветку и «Оскар», иначе идите гуляйте.Татьяна Фельгенгауэр: Нет, я ужасно радовалась, когда и номинировали, высоко очень оценили и в Каннах, и на Берлинском фестивале. Было невероятно гордо.Антон Долин: Андрей Звягинцев, снявший, наверное, самый известный в мире современный русский фильм о коррупции, даже на англоязычной страничке в Википедии я это проверял, в перечне фильмов о коррупции «Левиафан» стоит, а там этих фильмов официально всего 10-15 штук, «Левиафан» среди них. Самый знаменитый в мире наш автор, тот, кто сделал фильм именно о коррупции, это очевидно знаменитый его фильм, или один из двух, вместе с «Возвращением».Татьяна Фельгенгауэр: О, это очень интересно, а можешь вспомнить какие еще там фильмы?Антон Долин: Там, на самом деле, не самые яркие фильмы, и мне кажется, что то ли один «Дурак», то ли два: «Дурак» и «Майор», или «Дурак» и «Завод» – фильмы Юрия Быкова – там тоже присутствуют, в основном, это американские фильмы как раз о полицейской коррупции, для них это очень любимая тема. Здесь можно вспомнить от «Секретов Лос-Анджелеса» до фильма «Полицейский», был такой со Сталлоне. Почти любой фильм о полицейской жизни включает сюжет о коррумпированности, а уж сериал «Прослушка» – классический сериал о борьбе с наркодилерами в Балтиморе весь об этом, он тотально этим пронизан.Татьяна Фельгенгауэр: Полицейская коррупция – это тоже интересная тема, да, но любопытно насколько она суперактуальна для США и в меньшей степени как-то поднимается у нас, как-то чиновничья коррупция.Антон Долин: Мне кажется, это связано с тем, что в субъектность полиции у нас никто не верит. Полиция у нас – это люди, которые выполняют преступные приказы тех самых чиновников, никто не предполагает, что полицейские отдельно. То есть, когда у какого-нибудь генерала обнаруживают 20 мешков с золотом и бриллиантами под диванами, никто не думает, что это он наворовал, всем ясно, что это чей-то общаг, и явно не только полицейский. Может быть, это даже не так, но это единственный вывод, который по умолчанию делают все сразу.Татьяна Фельгенгауэр: Да, но, когда читаешь это все в сводках новостей и думаешь «Господи, вот это сюжет!».Антон Долин: Это другая тема, она не связана с коррупцией: то, сколько вымученных, ужасных, пустых сюжетов в русском кино и сколько потрясающих сюжетов для кино в русских новостях каждый день. Каждый день ты видишь 20 сюжетов для фильмов в любых жанрах – от бурлескной комедии до хоррора – каждый день. Ты знаешь, как эховский человек: ты сидишь, приходит человек прочитать минутные новости и за минуту ты слышишь три сюжета, из которых могли родиться три шикарных фильма, но этого не происходит.Татьяна Фельгенгауэр: Да. Кстати, коррупция, в двух из трех точно будет присутствовать в том или ином виде.Антон Долин: Да, она так или иначе является корнем всех социальных зол и всегда она где-то при чем, потому что у нас очень небогатая страна, значит, это мздоимство и прочее, до тех пор, пока все не наедятся, не успокоятся, не вырастет новое поколение людей, которым хватает их зарплаты… Как говорилось в русской комедии «чтоб ты жил на одну зарплату»… Это же проклятье, шутка понятная каждому человеку до сих пор! СССР не существует уже 30 лет, но все мы понимаем до сих пор почему это смешно, нельзя жить на одну зарплату. Покажи это французу или англичанину, он реально не поймет в чем шутка, почему это шутка жить на одну зарплату, это нормально, почетно, любой порядочный человек живет на одну зарплату.Татьяна Фельгенгауэр: Да, но не у нас. У нас все по-другому, хотя, возвращаясь к «Левиафану», его в Америке и Европе оценили гораздо выше, чем здесь у нас.Антон Долин: Скажу словами мудрости, процитировав Николая Васильевича Гоголя «Нечего на зеркало пенять», но люди пеняют на зеркало. Что им остается? Не на свою же кривую рожу пенять, на зеркало!Татьяна Фельгенгауэр: Получается, что Звягинцев во всем виноват, а не та прекрасная действительность, в которой мы существуем и с которой как-то миримся. У тебя-то есть какой-то любимый фильм, где тема коррупции прямо заметна? Раз уж мы сегодня такое количество кино перечислили.Антон Долин: Слушай, ну я специально никогда не выбирал, но назвали «Гражданина Кейна». Я очень люблю и «Печать зла», если говорить об американском кино. Если говорить о российском кино, я думаю, что у «Левиафана» здесь нет равных просто. Это абсолютная вершина бескомпромиссности, честности и глубины в вопросе разговора о коррупции в современном российском кино.Татьяна Фельгенгауэр: Ну что, спасибо большое, Антон Долин, кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино», временно исполняющий обязанности главного кинокритика страны…Антон Долин: Готовый сложить их в любую секунду.Татьяна Фельгенгауэр: Растите, наши маленькие кинокритики, вырастайте хорошие, разные. Будем обсуждать с вами как развивается тема коррупции в художественном кино. Я думаю, что будет повод обсудить еще и документальное, и все эти ролики разоблачительные: они иногда сняты по всем законам кинематографа.Антон Долин: И уж точно они включают в себя совершенно киношные сюжеты. Мой любимый, конечно, про самолеты с корги. У меня самого корги. Это мой абсолютный фаворит за все времена, хотя и домик для уточки классный, там много хорошего вообще. Много животных.Татьяна Фельгенгауэр: И такие фильмы как-нибудь обсудим. Это был подкаст «Взятки гладки», меня зовут Таня Фельгенгауэр, всем пока, услышимся!Антон Долин: Пока-пока!